Опя́ть вспы́хнула, опя́ть глаза́ загоре́лись, поверну́лась и то́тчас ушла́. Мне о́чень понра́вилось. Впро́чем, я был тогда́ уже́ во всём уве́рен и не боя́лся: мундштуки́–то никто́ принима́ть не ста́нет. А у ней и мундштуки́ уже́ вы́шли. Так и есть, на тре́тий день прихо́дит, така́я бле́дненькая, взволно́ванная, – я по́нял, что у ней что́–то вы́шло до́ма, и действи́тельно вы́шло. Сейча́с объясню́, что вы́шло, но тепе́рь хочу́ лишь припо́мнить, как я вдру́г ей тогда́ ши́ку зада́л и вы́рос в её глаза́х. Тако́е у меня́ вдруг яви́лось наме́рение. Де́ло в том, что она́ принесла́ э́тот о́браз (реши́лась принести́). . . Ах, слу́шайте! слу́шайте! Вот тепе́рь уже́ начало́сь, а то я всё пу́тался. . . Де́ло в том, что я тепе́рь всё э́то хочу́ припо́мнить, ка́ждую э́ту ме́лочь, ка́ждую чёрточку. Я всё хочу́ в то́чку мы́сли собра́ть и – не могу́, а вот э́ти чёрточки, чёрточки. . .