Говори́л же я не то́лько прили́чно, то есть вы́казав челове́ка с воспита́нием, но и оригина́льно, а э́то гла́вное. Что ж, ра́зве в э́том грешно́ признава́ться? Я хочу́ себя́ суди́ть и сужу́. Я до́лжен говори́ть pro и cóntra, и говорю́. Я и по́сле вспомина́л про то с наслажде́нием, хоть э́то и глу́по: я пря́мо объяви́л тогда́, без вся́кого смуще́ния, что, во–пе́рвых, не осо́бенно тала́нтлив, не осо́бенно умён, мо́жет быть, да́же не осо́бенно добр, дово́льно дешёвый эгои́ст (я по́мню э́то выраже́ние, я его́, доро́гой идя, тогда́ сочини́л и оста́лся дово́лен) и что – о́чень, о́чень мо́жет быть – заключа́ю в себе́ мно́го неприя́тного и в други́х отноше́ниях.