Эта пре́лесть, эта кро́ткая, это не́бо – она́ была́ тира́н, нестерпи́мый тира́н души́ мое́й и мучи́тель! Ведь я наклевещу́ на себя́, е́сли э́того не скажу́! Вы ду́маете, я её не люби́л? Кто мо́жет сказа́ть, что я её не люби́л? Ви́дите ли: тут иро́ния, тут вы́шла зла́я иро́ния судьбы́ и приро́ды! Мы про́кляты, жизнь люде́й про́клята вообще́!(Моя́, в ча́стности)! Я ведь понима́ю же тепе́рь, что я в чём–то тут оши́бся! Тут что́–то вы́шло не так. Всё бы́ло я́сно, план мой был я́сен как не́бо: “Суро́в, горд и в нра́вственных утеше́нияхни в чьих не нужда́ется, страда́ет мо́лча”. Так оно́ и бы́ло, не лгал, не лгал!“Уви́дит пото́м сама́, что тут бы́ло великоду́шие,но то́лько она́ не суме́ла заме́тить, – и как догада́ется об э́том когда́–нибу́дь,то оце́нит вде́сятеро и падёт в прах,сложа́ в мольбе́ ру́ки”. Вот план. Но тут я что́–то забы́л или упусти́л из ви́ду. Не суме́л я что́–то тут сде́лать. Но дово́льно, дово́льно. И у кого́ тепе́рь проще́ния проси́ть? Ко́нчено так ко́нчено. Смеле́й, челове́к, и будь горд! Не ты винова́т!... Что ж, я скажу́ пра́вду, я не побою́сь стать пред пра́вдой лицо́м к лицу́: она́ винова́та, она́ винова́та! . .