Кроткая

Тепе́рь я, ста́ло быть, впра́ве был огради́ться от вас стено́й, собра́ть э́ти три́дцать ты́сяч рубле́й и око́нчить жизнь где́–нибудь в Крыму́, на Ю́жном берегу́, в гора́х и виногра́дниках, в своём име́нии, ку́пленном на э́ти три́дцать ты́сяч, а гла́вное, вдали́ от всех вас, но без зло́бы на вас, с идеа́лом в душе́, с люби́мой у се́рдца же́нщиной, с семьёй, е́сли бог пошлёт, и – помога́я окре́стным поселя́нам”.Разуме́ется, хорошо́, что я э́то сам тепе́рь про себя́ говорю́, а то что могло́ быть глупе́е, е́сли б я тогда́ ей это вслух расписа́л? Вот почему́ и го́рдое молча́ние, вот почему́ и сиде́ли мо́лча. Потому́, что ж бы она́ поняла́? Шестна́дцать–то лет, пе́рвая–то мо́лодость, – да что могла́ она́ поня́ть из мои́х оправда́ний, из мои́х страда́ний? Тут прямолине́йность, незна́ние жи́зни, ю́ные дешёвые убежде́ния, слепота́ кури́ная “прекра́сных серде́ц”, а гла́вное тут – ка́сса ссуд и – ба́ста (а ра́зве я был злоде́й в ка́ссе ссуд, ра́зве не ви́дела она́, как я поступа́л и брал ли я ли́шнее?)! О, как ужа́сна пра́вда на земле́!