И мог ли я что́–нибудь объясни́ть так сра́зу э́той шестнадцатиле́тней и предубеждённой? Наприме́р, как мог бы я, без случа́йной по́мощи происше́дшей стра́шной катастро́фы с револьве́ром, уве́рить её, что я не трус и что меня́ обвини́ли в полку́ как тру́са несправедли́во? Но катастро́фа подоспе́ла кста́ти. Вы́держав револьве́р, я отмсти́л всему́ моему́ мра́чному проше́дшему. И хоть никто́ про то не узна́л, но узна́ла она́, а э́то бы́ло всё для меня́, потому́ что она́ сама́ была́ всё для меня́, вся наде́жда моего́ бу́дущего в мечта́х мои́х! Она́ была́ еди́нственным челове́ком, кото́рого я гото́вил себе́, а друго́го и не на́до бы́ло, – и вот она́ всё узна́ла; она́ узна́ла по кра́йней ме́ре, что несправедли́во поспеши́ла присоедини́ться к врага́м мои́м.