Кроткая

Всё оно́ объясни́ло мне, всё, но пока́ она́ была́ по́дле, пе́ред мои́ми глаза́ми, я неудержи́мо наде́ялся и был стра́шно сча́стлив. О, я стра́шно утоми́л её в тот ве́чер и понима́л э́то, но беспреры́вно ду́мал, что всё сейча́с же переде́лаю. Наконе́ц к но́чи она́ совсе́м обесси́лела, я уговори́л её засну́ть, и она́ засну́ла то́тчас, кре́пко. Я ждал бре́да, бред был, но са́мый лёгкий. Я встава́л но́чью почти́ помину́тно, тихо́нько в туфля́х приходи́л смотре́ть на неё. Я лома́л ру́ки над ней, смотря́ на э́то больно́е существо́ на э́той бе́дной ко́ечке, желе́зной крова́тке, кото́рую я ей купи́л тогда́ за три рубля́. Я станови́лся на коле́ни, но не смел целова́ть её ног у спя́щей (без её–то во́ли!). Я станови́лся моли́ться бо́гу, но вска́кивал опя́ть. Луке́рья присма́тривалась ко мне и всё выходи́ла из ку́хни. Я вы́шел к ней и сказа́л, что́бы она́ ложи́лась и что за́втра начнётся “совсе́м друго́е”.