Кроткая

“Что вы, ба́рыня?” – “Ничего́, Луке́рья, ступа́й. . . Посто́й, Луке́рья”, – подошла́ к ней и поцелова́ла её. “Сча́стливы вы, говорю́, ба́рыня?” – “Да, Луке́рья" – “Давно́, ба́рыня, сле́довало бы ба́рину к вам прийти́ проще́ния попроси́ть. . . Сла́ва бо́гу, что вы помири́лись – Хорошо́, говори́т, Луке́рья, уйди́, Луке́рья, – и улыбну́лась э́так, да стра́нно так. Так стра́нно, что Луке́рья вдруг че́рез де́сять мину́т вороти́лась посмотре́ть на неё: “Стои́т она́ у стены́, у са́мого окна́, ру́ку приложи́ла к стене́, а к руке́ прижа́ла го́лову, стои́т э́так и ду́мает. И так глубоко́ заду́мавшись стои́т, что и не слыха́ла, как я стою́ и смотрю́ на неё из той ко́мнаты. Ви́жу я, как бу́дто она́ улыба́ется, стои́т, ду́мает и улыба́ется.Посмотре́ла я на неё, поверну́лась тихо́нько, вы́шла, а сама́ про себя́ ду́маю, то́лько вдруг слы́шу, отвори́ли око́шко.